Перед новым годом в Washington Post вышел материал о последствиях ухода американских крайне правых в криптовалюты. Когда радикалы в США столкнулись с отказами в обслуживании по морально-этическим причинам со стороны коммерческих служб веб-хостинга, рекламы и продвижения в интернете, они стали принимать пожертвования токенами и ими же расплачиваться за услуги. Статья описывает это как способ пролезть под официальными ограничениями, но также в ней упоминается неожиданный косвенный доход, который крайне правые получили из-за быстрого роста криптовалют.
Криптоанархисты порадовались бы подобному примеру использования технологий для того, чтобы уйти из-под всевидящего ока государства, но мне вспомнились другие отчасти похожие случаи. Прошлой весной в качестве курьеза в СМИ промелькнуло сообщение о том, как некая опальная баскская группа исчезла с радаров вместе со сбережениями в альткоинах, потому что они оказались достаточно прибыльными и анонимными. Чем вести борьбу с государством, решили радикалы, лучше вести жизнь революционеров-теоретиков на пенсии в какой-нибудь теплой стране, читать мемуары Че Гевары или Кропоткина, лежа на пляже в шезлонге и наслаждаясь, допустим, дайкири. Пару месяцев спустя в деловой прессе упоминался пример пиратов в одном из осколков Сомали, южном Джубаленде. Там объяснимо плохо с банками и вообще финансовой инфраструктурой. Но мобильная связь оказалась распространена в достаточной мере, чтобы позволить иметь криптокошелек и проводить транзакции, а следовательно — торговать потенциально со всем миром. Торговля, несомненно, распространялась и на запретные ниши вроде оружия, но также привела к росту оборота у обычных рыбаков и скотоводов, которые пару десятилетий возможности торговать за пределами местного базара не имели в принципе — по причине распада государства Сомали и его институтов. И уже осенью в комментариях к интервью с отцом микрофинансирования и инклюзивных финуслуг, а также нобелевским лауреатом Мухаммадом Юнусом я прочел о том, что в самых отдаленных уголках Юго-Восточной Азии как грибы после дождя появляются стартапы, автоматизирующие эти самые микроскопические кредиты, в том числе с использованием блокчейна. Туда, где по его нобелевской теории хватило бы деревенского клерка с трехклассным образованием, кассой в сундучке и тетрадкой в качестве реестра, внезапно проникают инструменты следующего технологического уклада, которые даже в самых развитых странах были бы в новинку. Пока мы теоретизируем о банке в виде чистых децентрализованных смарт-контрактов, не привязанном к офисам и хранилищам, он, вполне возможно, разрабатывается, а то и существует где-то в джунглях Индонезии.
Такие инклюзивные применения криптовалют чудовищно плохо документированы. Не думаю, что по злому умыслу. Скорее из тех же причин, которые лишили Сомали или азиатскую глубинку современной инфраструктуры: традиционной экономике нет дела до половины земного шара, в которую не провели интернет, не построили отели известных сетей и не обустроили туристические маршруты. А уж если там еще иногда стреляют!.. При этом скрытая от западной аудитории макушка айсберга криптотехнологий иногда пробивается в прессу, и только тут понимаешь, с чем мы столкнулись и в эксперименте какого эпического масштаба участвуем. Сейчас на планете без доступа к официальным банковским услугам живет более половины населения, то есть почти четыре миллиарда человек. Из них полтора миллиарда в одной Азии. Это обычные люди, у них есть руки и голова, они умеют работать и хотели бы производить продукт либо услугу, чтобы затем обменять их на что-то другое, нужное им в жизни. Можно продолжать считать, что инвестиционный рынок уже вот-вот исчерпается, что за криптовалютами не стоят физические активы, что это игрушка для миллениалов, и реальная цена ей ноль, но потом реальность все равно берет свое.