Глава Набсовета Украинской ассоциации венчурного и приватного капитала (UVCA), управляющий партнер фонда AVentures Capital, рассказал Hash#Telegraph о подготовке украинского рамочного документа для рынка криптовалют и активов.
В Киеве понимают, что имеют шансы получить заметное место в мировой криптоэкономике, но точно так же понимают, что шансы эти растают без следа, если не успеть очень быстро предложить рынку комфортное госрегулирование.
К каким решениям пришла ваша рабочая группа, взявшаяся готовить проекты законов о криптовалютах и криптоактивах?
Заседание рабочей группы, которую мы собрали в своем офисе, состоялась. И это главное. Это была закрытая встреча, куда я приглашал людей, у которых есть уже наработки. Пришли юристы, а главное, пришли основные участники крипторынка.
Мы начали создание так называемой policy paper — рамочного документа, описывающего, что именно мы хотим создать в Украине. Уже на основе этого документа будут создаваться законопроекты. На его основе мы сможем коммуницировать с другими разработчиками законопроектов, с другими органами, с властью.
Policy paper — это все равно что «дорожная карта», которая будет учитывать все пожелания крипторынка.
Какого результата вы хотите добиться? Может быть, приведете пример страны или пример регуляции?
Примеры есть разные. И они звучали даже на рабочей группе — кто-то вспоминал, например, опыт регуляции Новой Зеландии или Японии. Там криптовалюты торгуются на биржах. Конечно, у всех на слуху Беларусь — наш сосед. Я знаю о том, что Латвия сейчас готовит очень интересные решения. Через два месяца мы увидим их рабочее законодательство, которое такие проекты будет сразу квалифицировать как security token. Прорывная вещь? Прорывная, по моему мнению. Потому что пока SEC (Комиссия по ценным бумагам США) будет выяснять, что будет security token, а что utility token — в Латвии уже идут на опережение.
Цель латвийцев понятна. Они уважают, конечно, Америку, SEC, но хотят видеть в своей стране разные классы инвесторов, включая криптоинвесторов. И таких стран много.
ICO вообще, как способ привлечения денег, меняет многие вещи, в том числе рынок капитала, и я в Давосе это видел воочию. В 2018 году Давосский форум из экономического превратился не просто в технологический, а в криптофорум. Потому что это то, что волнует сегодня мир. И многие страны мира сейчас хотят получить таких инвесторов. За них идет борьба.
Как рабочая группа видит природу криптовалют: это валюта, товар, ценная бумага, что-то еще?
Скажем так — это asset class, не валюта.
Класс активов?
Да. То есть это нематериальный актив, не валюта. И вы знаете позицию Нацбанка Украины, считающего, что это не валюта, тут, слава богу, наши мнения совпадают. Нематериальный digital актив — это вторая дефиниция криптовалюты. В украинском законодательстве есть определение нематериального актива, но нет понятия нематериального цифрового актива. И поэтому многие операции с криптовалютой у нас оформляют в рамках закона про мену.
На ваш взгляд, как позиция проектировщиков украинского законодательства соотносится с общепринятыми вещами в экономически развитых странах? Американцы, насколько я понимаю, тоже не относятся к этому как к некоему активу.
У них это стало активом, который облагается налогом. Это произошло буквально недавно. Отвечая на ваш вопрос о классификации: это мое личное мнение. Рабочая группа только начала свою деятельность и все основные игроки рынка должны определиться, что такое криптовалюта. Если все остальные скажут, что это должно быть что-то другое — ну, значит, мы консенсусным порядком придем к новой дефиниции и будем лоббировать ее.
Какие преимущества есть в той позиции, которую вы озвучили? Налоговые, с точки зрения валютного регулирования? Какие плюсы?
Все, что связано с валютным регулированием в нашей стране, является большим стопором для бизнеса, вы это знаете.
И вы уходите таким образом от проблемы валютного регулирования?
Да, уходим, потому что когда мы говорим о криптовалютах — сразу забываем про географию. И знаете почему? Потому что где это находится?
Везде?
Именно! Это глобальная история. Это очень важно понимать. Это явление глобальное по своей натуре, и в этом его суть.
Конечно же, в этом глобальном явлении принимают участие разные страны. Они защищают себя в каких-то аспектах. Возьмем для примера позицию, озвученную Нацбанком Украины. Я их понимаю абсолютно, они должны защищать гривну как национальную валюту. Но криптовалюты не несут угрозы местной валюте, потому что являются глобальными.
К криптовалютам есть три основных класса претензий: возможность ухода от налогов, легализация грязных денег, финансирование незаконной торговли. На ваш взгляд, как в рамках разрабатывающихся законах это может быть решено?
Смотрите, перечисленные явления существуют давно, они не созданы крипторынком. Они существовали столетиями. И в этих явлениях участвуют наличные деньги. Но, в отличие от всех остальных схем, в крипторынке существуют принципы смарт-контрактов, принципы блокчейна, то есть «все ходы записаны» и уже этим они отличаются от наличного оборота.
Моя позиция следующая: если все ходы записаны, тогда этот рынок — абсолютно прозрачный. По крайней мере, для массовых криптовалют. Это первый тезис.
Второй тезис: злоупотребляет ли кто-то или строит какие-то мошеннические схемы вокруг этого? Возможно. Но вспомним Берни Мэдоффа, который прямо под носом SEC за 16 лет ограбил американских вкладчиков на 65 миллиардов долларов. Бывает, правда? Даже в Нью-Йорке, да? Вот ответ на ваш вопрос. Могут ли инструменты в этом рынке использоваться для нелегальных или криминальных операций? Могут. Но! Есть возможность — я подчеркиваю, в рамках существующего законодательства, — отслеживать все операции, где задействованы криптовалюты.
Есть позиция международных финансовых организаций и государств по поводу деанонимизации. В каком виде это может быть реализовано у нас?
Когда вы открываете счет в банке, вы же тоже делитесь информацией о себе? И я считаю, что какая-то идентификация счетов должна быть. В том числе и для того, чтобы кто-то не принес деньги из ниоткуда.
Не забывайте, что фиат — это не только наличные деньги, но и безналичные. И безналичные деньги уже регулируются работающими законами. Если мы говорим о наличных деньгах, то если вы приносите их и хотите положить их на счет, у вас спросят как минимум паспорт.
По поводу налогов. Какие возможны варианты? В Беларуси решили, что все, что происходит внутри криптоактивов, государство не интересует. А вот доход, который оттуда извлекают и конвертируют в фиатные деньги, — вот это, пожалуйста, предъявите для налогообложения.
Это правильный подход. Сейчас есть похожая инициатива, но связанная с украинским бизнесом, — о налоге на выведенный капитал, который хотят ввести вместо налога на прибыль.
Какая модель регулирования ICO была бы приемлема для Украины?
Механизм ICO нужен, и нужно, чтобы он происходил в Украине, если государство хочет привлечь этот бизнес в страну.
По поводу скама. По статистике, за первые три квартала прошлого года в половине из 200 успешных ICO (от 5 миллионов долларов и выше) уже был венчурный капитал до начала размещения.
Это говорит о том, что рынок взрослеет и на него пришли профессиональные игроки. И потенциальный инвестор, когда соберется «поучаствовать в ICO» — уже сможет посмотреть, кто до него проинвестировал в такого рода компании.
Если в проект вошел какой-то крупный инвестфонд, — наверное, решение принимали люди, которые как минимум провели аудит, разобрались с командой. Потому что принципы инвестирования существенно не изменились. Мы все так же смотрим на фундаментальные вещи — на команду, на продукт, на людей и так далее.
Риск в венчурном бизнесе никуда не девается.
Это не значит, что все надежно — определенный риск все равно есть. Сейчас большие ICO происходят только тогда, когда там уже есть игроки с репутацией. Это так называемый принцип лидирующего инвестора в синдикате либо пуле, за которым уже идет ритейловый рынок, мелкие инвесторы, для которых проект после вхождения крупного лидера имеет полную прозрачность. Мелкие инвесторы будут читать white paper, будут видеть, кто уже проинвестировал в этот стартап.
Вероятность скама будет ниже у тех проектов, где есть инвесторы с репутацией, которые способны глубоко проанализировать проект с высоты своего опыта и компетенций. Я говорю сейчас не о тех, кто стал эдвайзером проекта, а о тех, кто проинвестировал, поверил в него.
То есть возможна модель, когда привлекать розничного инвестора можно будет после того, как проект соберет у себя некую критическую массу инвесторов квалифицированных?
В Латвии, насколько я знаю, как раз хотят, чтобы в ICO заходил сперва какой-то reputable investor, как они это называют. И это являлось бы триггером для допуска к проекту розничных инвесторов.
Вы наверняка анализировали белорусскую модель регулирования рынка криптовалют. Для Украины подобная схема приемлема?
Давайте посмотрим, как он будет имплементирован. Там, как всегда в таком декрете или в указе, есть вещи конкретные, а есть — рамочные. Но белорусскому технопарку уже 10 лет, и он успешен, и в том числе финансово. И вот они к этой же существующей инфраструктуре и к этому успеху просто добавили часть, связанную с крипторынком. Потому что понимают важность того, чтобы это происходило именно в Беларуси.
Ну и собственно, сам указ частично посвящен не крипторынку.
Да. Он шире. Это апгрейд того, что у них состоялось за 10 лет.
У нас в Украине был закон по технопаркам, их было 10 создано, некоторые еще до сих пор живут. И как бы закон был, но все, что он позволял — уход от НДС и определенные льготы при импорте оборудования. Этого было недостаточно, и он по сути не работал. Потому у нас привязать такое законодательство к какому-то отдельному субъекту типа технопарка невозможно. Но это возможно сделать в рамках мягкого регулирования на всей территории Украины.
То есть вы видите смысл формировать мягкий режим не под перечень субъектов, не под территории, а под вид деятельности?
Я не верю в перечень субъектов. Верю в общее рамочное поле для всех.
Если мы ничего не сделаем и асимметрично не ответим такими же конкурентными условиями, бизнес уйдет туда, где ему выгоднее. Ведь весь украинский бизнес находится в офшорах сегодня, это же не секрет, да?
Мы говорим о том, что Украина должна стать IT-офшором или криптоофшором.
Такие условия создаются ради привлечения инвестиций в эти сферы на Кипре, Мальте, Гибралтаре, в Эстонии. Что мешает создать нам здесь, в Украине, такие же равные условия ведения бизнеса? Тут ключевое слово — равные. Никто не говорит, чтобы в десятки раз лучше, но — равные. Если мы этого не создаем, тогда мы сразу смиряемся с тем, что бизнес будет летать в Минск, в Эстонию, куда угодно, только не оставаться в Украине.
И как отнесутся к этому стремлению уравнять шансы наши замечательные крупные экономические партнеры, которым, например, не нравится упрощенная система налогообложения? Есть ли опасность, что на cтрану будет оказываться давление со стороны международных финансовых организаций, чтобы мы не стали этим самым криптоофшором?
Насколько я знаю, у МВФ пока не было таких претензий. И, с учетом их инерции в принятии решений, думаю, у нас еще какое-то время есть.
Сегодня, и это было очевидно уже в Давосе, у Украины есть исторический шанс себя позиционировать по-новому. Не объектом, а субъектом мировой — не только экономической, но и политической экосистемы. Потому что блокчейн меняет все. Эти принципы меняют все. Я думаю, что мы должны убедить наших международных партнеров, что мы готовы сотрудничать с ними в том новом, в чем они пока сами не совсем разбираются, но стремятся занять лидирующие позиции.
В Украине сегодня реализуются пилотные проекты. В будущем полученный нами опыт может изменить многие вещи в их странах. Поэтому эти пилотные проекты будут важны им, чтобы посмотреть, как оно все происходит у нас — чтобы потом адаптировать под себя.
Есть вещи, которые нельзя контролировать или отменить, их можно только возглавить. Украина может просто возглавить это движение и стать партнером. Но для этого нужно поработать с иностранными партнерами и финорганизациями.
В Давосе мы позиционировали Украину как нового технологического партнера. К нам сегодня приезжают многие заинтересованные лица, потому что они знают: здесь они найдут партнеров и инвесторов, которые помогут им создать проекты. Колоссальный интерес к нам виден невооруженным глазом. Потому что здесь исторически сложилась майнинговая экосистема.
То есть мы должны быть очень проворными по части внедрения прогрессивного регулирования, чтобы успеть?
Я убежден, что у Украины сегодня исторический шанс как для страны не просто поменять свой имидж, а по-новому ворваться в мировое распределение труда и капитала. Вы же знаете, что Украина — единственная страна в мире, которая построила IT-сектор и венчурную индустрию без копейки государственных денег. Таких стран в мире больше нет.
Во всем, что связано с блокчейн-проектами и, прежде всего, в решении наших проблем — именно мы являемся лабораторией под открытым небом. Вот коррупция — огромная проблема. А блокчейн для государственного управления — это мощный инструмент для решения этой проблемы. И если мы реализуем кейсы по преодолению бюрократических, коррупционных проблем — то сможем это поднять на флаг.
Вы призвали к обсуждению и фактически начали формировать этот рамочный документ. Каковы дальнейшие конкретные шаги?
Наконец-то мы перешли от критики чужого к созданию своего. Как я сказал, к обсуждению приглашены ключевые игроки, которые уже работают на этом рынке. И они очень сильно мотивированы, они хотят, чтобы не было двусмысленности в трактовке того, чем они занимаются.
Во-вторых, создание policy paper позволит нам тут же, параллельно, показать свои принципы всем основным институтам государства: Кабмину, Администрации Президента, Верховной Раде. Нужно договориться внутри индустрии, чтобы выйти и сказать государству, что у нас есть согласованная позиция всего рынка.
Так можно сформировать политику единого голоса в отношении регулирования?
Да. Потому что есть IT-рынок, а есть инвесторы. Например, UVCA объединяет 47 членов, это все крупные инвесторы в украинский рынок. Десять миллиардов долларов под управлением. И если те, кто инвестирует сегодня в украинские компании, вместе с крипторынком поддерживают такой policy paper, то поверьте, это согласованное решение. Тогда рынок понятен государству как субъект, открыто и публично лоббирующий то, что нужно бизнесу. А государство со своей стороны может это поддержать, исходя из своих интересов, о которых я рассказал, — чтобы совершить технологический и экономический прорыв.
